тяжесть вынес на воздух.
Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - ничего. Вот - аптека, видишь?
А вон - этот пидор в коричневой куртке скребет тротуар. Это ты тоже
видишь. Ну вот и успокойся. Все идет как следует. Если хочешь идти налево,
Веничка, иди налево, я тебя не принуждаю ни к чему. Если хочешь идти
направо - иди направо.
Я пошел направо, чуть покачиваясь от холода и от горя, да, от холода
и от горя. О, эта утренняя ноша в сердце! О, иллюзорность бедствия. О,
непоправимость! Чего в ней больше, в этой ноше, которую еще никто не
назвал по имени? Чего в ней больше: паралича или тошноты? Истощения нервов
или смертной тоски где-то неподалеку от сердца? А если всего поровну, то в
этом во всем чего же все-таки больше: столбняка или лихорадки?
Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - закройся от ветра и потихоньку
иди. И дыши так редко, редко. Так дыши, чтобы ноги за коленки не задевали.
И куда-нибудь да иди. Все равно куда. Если даже ты пойдешь налево -
попадешь на Курский
|