Боря, иди на хуй! - предложил он, подходя и вставая у меня за спиной. - Это что, - спросил Батыршин, враз сбавив тон, - знакомые твои? - Ага, - ответил Дурман, а его маленькие и злые поросячьи глазки в упор смотрели на Батыршина, так пристально, что даже мне сделалось неприятно. - Мои гости. - А… ну тогда… - Пока, Боря, - попрощался с ним Дурман, и мы скоренько отвалили от библиотеки: до того не понравилась мне поднявшаяся вокруг окровавленного тела человеческая суета. Пока мы проталкивались к выходу, Дурман то и дело показывал пальцем то в одну, то в другую сторону. На неприметных скамейках, спрятавшихся среди кустов и кое-где под деревьями, то и дело мелькали лица, нехарактерные для этого времени и места. Они выделялись посреди местной публики, как разрывы зениток выделяются на фоне вечернего неба. Добрые и со злобинкой, пьяные и не очень - эти лица радовали взгляд. Потому что принадлежали, судя по всему, правильным людям, чуждым опочившей здесь атмосфере вырождения и долбоебизма. -